Непричёсанные рассказы Луки. Часть 9: «Как мы на гуся ходили…»

Поскольку продовольственный кризис касался не только нас, но и преподавателей, выход, как я уже сказал, нашли именно они. Пред начальствующие очи были вызваны мы с Достоевским, и нам было объявлено, что от работ на помидорных плантациях мы отстраняемся, ибо ждет нас спецзадание. Мы смиренно потупили головы, дабы блеск глаз не выдал сумасшедший восторг, охвативший нас при этих словах. Все что угодно, только не помидоры!

– Значит, так, – поглаживая бородку, сказал А.Н. – С завтрашнего дня вы оба являетесь начальниками продовольственной части. Что хотите делайте, но чтобы ежедневно в 21.00 был готов роскошный ужин для нас, ну, и для вашей стахановской бригады, естественно. Учтите, денег не получите ни копейки!

– А как же…

– А напитки – за нами! (Не иначе, бездонные рюкзаки у геологов оказались). Хотя об этом вы тоже не забывайте. Мало ли, случай какой подвернется.

Сразу оговорюсь, что пару раз случай действительно подвернулся. Пока один из нас занимался добычей провианта, другой подряжался какой-нибудь местной бабушке за пару бутылок огород вскопать. Я же говорю – на себя работать – это не то, что на дядю! Тут и повкалывать можно.

Первое, что мы сделали с Достоевским, это облазили вечером весь чердак нашего барака с браконьерской целью – наловить спящих голубей. А что? Жаркое из них получается очень даже приличное. Вернее, должно было получиться. Охотники из нас оказались, прямо скажем, аховые. Нет, теоретически мы были вполне подкованы, но когда дело дошло до практики… Первое, с чего я начал, забравшись на чердак, так это с того, что со страшной силой звезданулся башкой о какую-то балку и далее пребывал уже в некоей прострации – в смысле, ничего не соображал. Достоевский, как МИГ-29, носился по всему чердаку, умудрившись распугать всех голубей, которые подняли ужасный хай и, извиняюсь за пикантную подробность, обгадили нас с ног до головы. Короче, наловили мы голубей в количестве трех штук. К ужину эти три жалкие тушки были разделены на восемь человек – нас с Достоевским от трапезы отстранили за нерадивость при исполнении служебных обязанностей. Народ был явно недоволен скудостью пайка, и нам в незавуалированной форме пригрозили отправкой на каторжные работы – мол, ждут вас помидорные плантации. Пришлось браться за дело всерьез. Выхода было найдено два.

Первый – рыбалка (что там в этой речушке водится, этого никто нам сказать не мог. Местные такой ерундой не занимались). Дело, конечно, приятное, но крайне ненадежное.

Второй – путь гайдаровского (не Егорушки, а деда его) Мишки Квакина – грозы садов и огородов. Ну, сады нам были до лампочки, местные огороды – тоже (донские казаки – народ серьезный, застукают на своем огороде – мало не покажется!). А вот колхозные поля – это дело другое. Бытовала в наше время поговорочка: «Все вокруг колхозное, все вокруг мое!».

На следующий день с утра наладили удочки и отправились на речку. Ну, что сказать… Рыба была. Нет, при других обстоятельствах я бы не рискнул назвать выловленные экземпляры мальков рыбой! Мелкая, с мизинец, но зато – полведра! Это уже уха. Достоевский пошарил по кустам и насобирал штук шесть бесхозных (конечно, раз в кустах валяются!) куриных яиц – тоже в уху пойдут. Собственно, блюдо, которое в конце концов у нас получилось, сильно напоминало знаменитое ирландское рагу, которое готовил Гаррис в незабвенном романе Дж. К. Джерома «Трое в лодке, не считая собаки». В том смысле, что в уху набросали все, что только смогли раздобыть.

После рыбалки отправились на колхозные поля за картошкой, коей накопали два ведра. По пути решили еще наломать кукурузы. А картошку куда девать? На дороге не оставишь, занесли в кукурузу. Наломав два ведра кукурузы, мы приступили к самому интересному – поискам нашей картошки. Не пробовали искать что-нибудь в зарослях кукурузы высотой в рост человека? Нет? Обязательно попробуйте, получите непередаваемые ощущения! Что там иголка в стоге сена – вот ведро в зарослях кукурузы – это развлечение для крутых! Никакой компьютерный «квест» не сравнится! Передать наши диалоги с Достоевским здесь возможным не представляется – столько мата ни один читатель не выдержит, даже принимая во внимания определенную свободу нынешних нравов.

Наконец, часа через полтора ведра были обнаружены, так на тебе – новое дело. Когда мы налегке пробирались на колхозные поля, то даже не заметили, как по каким-то трубам перемахнули через широченный (а главное, глубоченный… Или как правильно? Глубочайший?) овраг. А назад? У каждого по два десятикилограммовых ведра, труба – сантиметров десять в диаметре и столько же в длину. Но уже метров! Эквилибр на проволоке.

– Давай первым иди, – предложил Достоевский.

– А почему я?

– А кто же еще?Логично, больше некому. Идти по трубе я не решился, уселся на нее верхом и попытался перебраться на другую сторону. Не пробовали, нет? С двумя-то десятикилограммовыми ведрами в руках? Вот что надо фиксировать с помощью видеокамеры и посылать в телепередачу «Сам себе режиссер» на конкурс «Слабо?». Однако же минут через двадцать я все-таки одолел проклятую трубу.

Достоевский в это время умирал от хохота, глядя на телодвижения, связанные с перемещением моего тела и двух ведер по трубе. При этом, зараза, еще советы давал, мол, не тем органом я отталкиваюсь от трубы.

Сам он решил мои потуги не повторять, а перелететь по трубе одним махом. Господи, как он бежал! Легко, красиво, непринужденно. Ага, метра три бежал. Потом, естественно, сверзился в овраг вместе с картошкой, кукурузой, ведрами и сопутствующими процессу полета выражениями. Нет, он не разбился, хотя овраг, как я уже говорил, был довольно глубокий. Не разбился, ибо на дне его (в смысле оврага, а не Достоевского) не было глубоких расщелин, заостренных кольев, груды острых камней и прочей смертельно опасной гадости. Нет, ничего этого там не было. Ха, зато там была крапива! Просто крапивные джунгли. И вот по этим джунглям, шипя и матерясь, ползал Достоевский, собирая ведра и продовольствие.

– Тебе помочь? – кротко осведомился я, при этом совершенно не собираясь лезть в крапиву.

Достоевский понял это моментально, и ответ его был прост и ясен: «Пошел на…», и далее был указан очень точный адрес моего дальнейшего следования.

Как бы то ни было, но вечером у нас было самое настоящее пиршество: 1). Уха (рыбу по причине крайней незначительности ее величины мы ни чистить, ни потрошить не стали, просто завернули в марлю, сварили, да и выбросили. Навар есть, и ладно). 2). Вареная и печеная картошка. 3). Кукуруза отварная. Соль и хлеб Достоевский выпрашивал в столовой. Ну, и солененькие помидорчики к тем напиткам, которые добросовестно принесли представители деканата.

Через пару дней мы с Достоевским насобачились перескакивать с ведрами и без ведер через проклятые трубы над оврагом, даже не замечая их.

Жизнь налаживалась.

Однако дней через пять наши клиенты зароптали, нагло заявив, что больше они с таким однообразным меню согласится никак не могут и требуют разносолов.

И тут Достоевский, обеспокоенный возможностью возвращения на помидорные плантации, пообещал назавтра дичь! Во, блин, выдал! Какую дичь? Ежей, что ли?

– Молчи, – прошипел Достоевский. – Завтра мы с тобой пойдем за гусем.

– Ну, ты, Паниковский номер два, ты соображаешь, чего говоришь? Поймают – голову оторвут!

Да, я так понимаю, что история с охотой на голубей Достоевского мало чему научила. Какие гуси! Но Достоевский толкнул меня в спину (больно, между прочим) и зашипел – молчи, мол. Я все продумал!

Ну, не знаю, что он там продумал, но я со страхом ждал следующего дня. И вот он наступил. Сборы наши на гусиную охоту больше напоминали приготовления Родиона Раскольникова, собирающегося укокошить несчастную старуху-процентщицу. Дело в том, что первым делом Достоевский достал где-то огромный топор.

– Я не понял, мы что, метать топоры в гусей будем? Так давай хотя бы потренируемся!

Достоевский не удостоил меня ответом, упаковывая топор в ведро и прикрывая всю эту конструкцию ватником.

– Значит, так. Гуся мы будем ловить. Причем ловить руками. А топором мы его будем зарубывать. Зарубив, суем в ведро, закрываем ватником и дуем в лесополосу. Там его готовим…

– Погоди, где мы его будем ловить? И что значит «готовить»?

– Ловить, значит – ловить. Где-нибудь подальше от домов, где их косяки ходят.

– Косяками журавли летают.

– Ну, черт с ними, значит стада. Как-нибудь поймаем. А готовить просто – я его обдираю, а ты жаришь.

Ага, если бы я хоть раз в жизни жарил гуся! Ну, ладно, как говорил Наполеон, главное ввязаться в битву, а там видно будет.

И вот отправились мы с Достоевским на дело. Люди добрые, если бы вы видели, как Достоевский шел на гуся! Какой там Паниковский! Тот был просто дилетант по сравнению с новоявленным гусекрадом. Проблема только заключалась в том, чтобы не дай Бог попасться во время операции местным казачкам – не знаю, как гусю, но нам бы головы поотрубали точно.

Короче, нашли мы это самое гусиное стадо (или чем там гуси ходят? Не табунами же!). И здесь началось великое отлавливание гуся. Я сразу был признан непригодным хоть к чему-либо толковому, поэтому моя задача была определена предельно четко – гнать это самое стадо в сторону Достоевского, ну, а он уже будет непосредственно осуществлять отлов.

Когда гуси, яростно гогоча, понеслись от меня в сторону Достоевского, я увидел бросок! Не поняли? Я увидел самый классный в мире вратарский бросок в исполнении Достоевского, ну, а гусь исполнял роль футбольного мяча. Если бы этот бросок в свое время увидал Лев Иванович Яшин – лучший вратарь всех времен и народов – он бы зарыдал, повесил свои бутсы на гвоздик и ушел заниматься каким-либо более простым делом – философию преподавать, например. Бросок Достоевского был изумителен – несчастный гусь был схвачен намертво и навечно. Причем намертво – практически в прямом смысле слова, так как в ход был немедленно пущен знаменитый топор. Обезглавленный гусь оказался в ведре, а мы все – в лесопосадке. После чего Достоевский приступил к процессу обдиранию гуся, а мне предоставил думать о рецепте его приготовления.

Черт меня дернул вспомнить какую-то книгу про партизан, которую я прочел в далеком детстве. Там я вычитал, как некий егерь (что б ему пусто было!) готовил тетерева – выкопал яму, заложил туда птицу, присыпал землей, а сверху развел костер. Судя по книге, результат был потрясающий.

– Значит, так, – уверенно заявил я, – будем готовить гуся «по-партизански»!

– Как!?

– Не твое дело.

С этими словами я начал топором рыть яму. Достоевский, продолжая обдирать гуся, с подозрением смотрел за моими манипуляциями.

– Ты что, хоронить его собрался?

Я презрительно промолчал, закончил яму и потребовал ободранного гуся. Надо сказать, что он действительно оказался уж чересчур ободранным и… как бы помягче сказать – очень сильно похудевшим по сравнению с первоначальным своим видом. Ну, да ладно.

Закопав тело (гуся, естественно) в яму, я развел над ней костер и принялся ждать «партизанского» ужина. Так прошло часа три. Помнится, в упомянутой книге было написано, что через некоторое время «над поляной разнесся благоухающий аромат печеного мяса». В нашем случае никаких ароматов почему-то не ощущалось. Тут и народ подтянулся, ожидая обещанную дичь.

Ну, что ж, я приступил к процессу эксгумации. Боже мой, лучше бы я этого не делал! Раскопав яму, я увидел посиневшее от холода тело, которое можно было назвать трупом (каковым оно и было), но никак не жаренным гусем (каковым оно и не было!). Видать, партизаны в книге были чрезвычайно голодны, если могли есть такое…

Все, что мне пришлось выслушать по поводу своего кулинарного искусства – пересказывать не буду. Да и желания особого нет. Дело закончилось тем, что несчастный гусь был насажен на палку и зажарен над костром. В конечном итоге гусь был съеден наполовину сырым, наполовину обгоревшим. После чего я был с позором из интендантской команды изгнан.

Автор: Олег Лукьянов

← Предыдущая часть

Следующая часть→